Зо­лотой Буд­да. Сим­вол по­коя и уми­рот­во­рения. В этот храм ве­ками сте­ка­ют­ся мно­готы­сяч­ные про­цес­сии па­лом­ни­ков. У каж­до­го — своя си­ту­ация, свои проб­ле­мы, свои ча­яния. Каж­дый на­де­ет­ся, что все­могу­щее бо­жес­тво по­может имен­но ему, уни­каль­но­му и не­пов­то­римо­му. Вот толь­ко оп­равда­ют­ся ли их на­деж­ды?.. Она силь­но сом­не­ва­ет­ся в этом — как, впро­чем, и поч­ти во всем в сво­ей не­дол­гой жиз­ни. Но да­же са­мая сла­бая на­деж­да силь­нее сом­не­ний. Мо­жет, ей на­конец по­везет и быв­ший не­ког­да че­лове­ком бог ока­жет­ся ми­лос­тив к ее за­путав­шей­ся и смя­тен­ной ду­ше.

Пе­решаг­нув низ­кий по­рог, де­вуш­ка скла­дыва­ет ла­дони и пос­ле трех ри­ту­аль­ных пок­ло­нов опус­ка­ет­ся на ко­лени, что­бы раз­вя­зать и снять обувь. Тра­диция ве­лит пос­ту­пать так при вхо­де в лю­бой дом, да­бы ува­жить его хо­зя­ев и их не­лег­кий труд по под­держа­нию чис­то­ты и гар­мо­нии. Да­же ес­ли хо­зя­ева эти — обыч­ные лю­ди. Что уж го­ворить о бо­жес­тве?.. А тем бо­лее, в та­кой дож­дли­вый и сля­кот­ный день.

Вып­ря­мив­шись, де­вуш­ка от­бра­сыва­ет на спи­ну про­мок­ший поч­ти нас­квозь ка­пюшон на­кид­ки, а по­том и ка­пюшон си­ноби-сёд­зо­ку*, скры­ва­ющий ее ли­цо. Это вы­верен­ное тра­дици­ей дей­ствие — для нее еще и жест до­верия, ма­ло ей свой­ствен­но­го. Но сей­час бо­ять­ся не­кого. Не­нас­тная по­года по­буди­ла дру­гих па­лом­ни­ков от­ло­жить ви­зит к бо­жес­тву до луч­ших вре­мен, и в хра­ме пус­то. Тем луч­ше. Сей­час ей, как ни­ког­да, нуж­ны по­кой и ти­шина. Как раз то, что не­дос­тупно уже на про­тяже­нии нес­коль­ких дней… не­дель… а мо­жет, и ме­сяцев. Го­ворят, что счас­тли­вые ча­сов не наб­лю­да­ют… по­рой и нес­час­тли­вые так­же.

Де­вуш­ка про­ходит вглубь хра­ма, ос­та­нав­ли­ва­ет­ся не­дале­ко от сте­ны, поч­ти ма­шиналь­но об­ра­тив­шись к ней спи­ной. Ска­зыва­ет­ся дав­няя при­выч­ка быть всег­да нас­то­роже и на­деж­но за­щищать тыл. Умом она по­нима­ет, что здесь, в этом ос­вя­щен­ном мес­те, ей нич­то не гро­зит, но при­выч­ка силь­нее ло­гики. Страш­ная вещь, од­на­ко, эти при­выч­ки… но по­нима­ешь это всег­да слиш­ком поз­дно, ког­да они ока­зыва­ют­ся силь­нее те­бя. Так слу­чалось со мно­гими, не ми­нова­ло сие бе­зоб­ра­зие и ее.

Де­вуш­ка опус­ка­ет­ся на ко­лени, по­доб­рав под се­бя пят­ки, в та­кой зна­комой по­зе по­кор­ности и пос­лу­шания, и прис­таль­но всмат­ри­ва­ет­ся в смут­но вид­не­юще­еся вда­ли ли­цо ог­ромно­го идо­ла, все­могу­щего бо­жес­тва. Да­же в по­лум­ра­ке хра­ма оно от­ли­ва­ет зо­лотис­ты­ми от­блес­ка­ми — на­вер­ное, имен­но за это яв­ле­ние его и проз­ва­ли Зо­лотым. На ли­це Буд­ды зас­ты­ла зна­мени­тая поч­ти бес­печная улыб­ка. Труд­но по­верить, что он то­же ког­да-то был че­лове­ком, ис­пы­тал не­мало труд­ностей и нев­згод, но с честью пре­одо­лел их. А те­перь улы­ба­ет­ся так, слов­но и не с ним это про­ис­хо­дило. Слов­но в ми­ре нет и ни­ког­да не бы­ло лжи, бо­ли, пре­датель­ства, смер­ти. Мо­жет, для не­го это дей­стви­тель­но так. Он дос­тиг сво­ей нир­ва­ны** и счас­тлив этим. Она же не мо­жет раз­де­лить и со­той до­ли этих чувств. Как бы ей хо­телось по­чер­пнуть от не­го хоть ма­лую то­лику по­доб­но­го счастья…

Увы, со­зер­ца­ние ста­туи ма­ло что да­ет ей… Гла­за нас­то­рожен­но ме­чут­ся по сто­ронам то ли в по­ис­ках опас­ности, то ли в бегс­тве от собс­твен­ных тя­желых мыс­лей. Но от се­бя не убе­жишь. Горь­кая и та­кая зна­комая ис­ти­на.

Де­вуш­ка опус­ка­ет ла­дони на ко­лени и уси­ли­ем во­ли зас­тавля­ет свое те­ло рас­сла­бить­ся. Это не так-то прос­то, в чу­жом и нез­на­комом мес­те, в си­ту­ации пол­ной не­из­вес­тнос­ти — ну, а что в ее жиз­ни бы­ло прос­то? Путь си­ноби — это всег­да путь пре­одо­ления, не­раз­де­лимо свя­зан­ный с болью и труд­ностя­ми. Она прош­ла его — пусть, и не до кон­ца — а зна­чит, дол­жна спра­вить­ся. Су­мела пре­одо­леть сла­бость сво­его те­ла, пред­назна­чен­но­го при­родой для сов­сем иной це­ли, не­жели сра­жение и убий­ство; взя­ла под кон­троль эмо­ции, ча­ще ме­ша­ющие, чем по­мога­ющие де­лу: гнев, страх, сом­не­ния, оби­ду… Вот толь­ко с пос­ледним прос­чи­талась. Один-единс­твен­ный раз. Но это­го ока­залось дос­та­точ­но. Бо­лее чем…

Де­вуш­ка зак­ры­ва­ет гла­за и про­из­но­сит ман­тры, од­ну за дру­гой, си­лясь выб­ро­сить из го­ловы неп­ри­ят­ные вос­по­мина­ния. Вся ее жизнь — борь­ба с со­бой, с тем, что за­ложе­но при­родой и об­щес­твом. Она са­ма выб­ра­ла этот путь, соз­на­тель­но, и ни­ког­да преж­де не жа­лела об этом. Это ее ра­бота, не бо­лее. Она не на­руша­ла сво­их прин­ци­пов, здесь ее со­весть чис­та. Она ни­ког­да не опус­ка­лась до то­го, что­бы под­нять ру­ку на ста­рика или ре­бен­ка, не­мощ­ное без­за­щит­ное соз­да­ние, сколь­ко бы за это ни пред­ла­гали. А муж­чи­ны… они соз­да­ны для то­го, что­бы сра­жать­ся… и уми­рать.

Она всег­да смот­ре­ла на тех, кто во­лей судь­бы ока­зывал­ся ее жер­твой, отс­тра­нен­но, без эмо­ций, поч­ти как этот Зо­лотой Буд­да. По­хища­ла, пле­няла, уби­вала спо­кой­но и сос­ре­дото­чен­но. Пос­леднее, приз­нать­ся чес­тно, слу­чалось не так уж и час­то. Не са­мое при­ят­ное де­ло. Но она вы­пол­ня­ла его чис­то и без оши­бок, и да­же втай­не гор­ди­лась тем, что ее жер­твы уми­рали быс­тро и лег­ко, без лиш­них му­чений. Ис­тя­зание без­за­щит­ных — удел гряз­ных эта***, а не ку­но­ити. Она спо­кой­но, не от­во­дя взгля­да, смот­ре­ла в ли­цо, нав­сегда зак­ры­вая гла­за оче­ред­ной жер­тве, как пра­вило, со­вер­шенно не зна­комой преж­де — и впредь. Мо­жет, имен­но в этом все де­ло? Лег­ко быть бе­зучас­тной к судь­бе чу­жого че­лове­ка, ни­как с то­бой не свя­зан­но­го. Пос­ледний слу­чай был иным — во всех от­но­шени­ях — и на­дол­го ли­шил ее по­коя. Ос­та­ет­ся толь­ко на­де­ять­ся, что не нав­сегда. Лишь на­де­ять­ся…

Де­вуш­ка хму­рит бро­ви, и гнев­ная гри­маса пре­об­ра­жа­ет, да­же нем­но­го ста­рит ее юное прив­ле­катель­ное ли­цо. Грех, ко­неч­но, гне­вать­ся в хра­ме — но удер­жать­ся она не мо­жет. В ко­торый раз… Са­мое сквер­ное в эмо­ци­ях, дол­жно быть, то, что, под­давшись им еди­нож­ды, все труд­нее и труд­нее сдер­жи­вать­ся в даль­ней­шем. Да и си­ту­ация не рас­по­лага­ет. Вспо­минать о про­изо­шед­шем, при­вед­шем ее сю­да, тя­жело до сих пор. Боль­но и стыд­но. Впер­вые в жиз­ни (не счи­тая соп­ли­вого детс­тва) она да­ла во­лю эмо­ци­ям, под­чи­нилась им — на­вер­ное, от­то­го они не ос­тавля­ют ее до сих пор.

Нет, она нис­коль­ко не жа­ле­ет о сво­ем пос­тупке. На­вер­ное, так бы­ло суж­де­но. Кар­ма****. От­но­шения с этим че­лове­ком из­на­чаль­но сло­жились неп­росто. По за­мыс­лу они дол­жны бы­ли стать со­юз­ни­ками — а ста­ли смер­тель­ны­ми вра­гами. Кто был то­му ви­ной: его вы­соко­мерие, ее са­мона­де­ян­ность или ко­вар­ный рас­чет их вре­мен­но­го хо­зя­ина — те­перь уже не уз­нать. Да и не­важ­но, в об­щем-то. Глав­ное то, что раз­личны­ми эмо­ци­ями и скры­тыми же­лани­ями бы­ли про­пита­ны их от­но­шения из­на­чаль­но. А ведь Буд­да пре­дуп­реждал, что же­лания и чувс­тва ча­ще все­го слу­жат при­чиной стра­даний. Как же он был прав!..

А она-то, ду­ра, счи­тала се­бя вы­ше все­го это­го. По­нача­лу она не вос­при­нима­ла всерь­ез сво­его со­пер­ни­ка, нас­ме­ха­ясь над его нес­держан­ностью, не дос­той­ной ис­тинно­го си­ноби, поч­ти что иг­ра­ла, нас­лажда­ясь без­на­казан­ностью… Что он мо­жет сде­лать ей, силь­ной, хлад­нокров­ной, не­уяз­ви­мой? Прок­ля­тая гор­ды­ня! Она не поз­во­лила раз­гля­деть за­рож­де­ния чувс­тва през­ре­ния и пре­вос­ходс­тва, не­замет­но­го, но опас­но­го, как га­дюка в ка­мышах. Оно за­та­илось в ду­ше, да­вая до­рогу дру­гим чувс­твам — и сде­лав ее у­яз­ви­мой.

Ко­неч­но же, враг не за­мед­лил этим вос­поль­зо­вать­ся. Мо­жет, и пра­виль­но. Она и са­ма пос­ту­пила бы точ­но так же. Ис­тинной ку­но­ити не к ли­цу да­же про­из­но­сить сло­ва «лю­бовь», «при­вязан­ность». Чу­жие, ев­ро­пей­ские по­нятия, от­ра­вив­шие их куль­ту­ру; не­рав­но­цен­ная за­мена «дол­гу» и «чес­ти». Как мно­го лег­ко­вер­ных по­палось на удоч­ку этих слад­ко зву­чащих слов, да­ющих лишь сла­бость — и она в их чис­ле. Те­перь она это по­нима­ет. Умом. А в ду­ше ос­та­лась не­зажи­ва­ющая ра­на. Она бо­лит до сих пор. Ра­ны в ду­ше за­жива­ют доль­ше, чем на те­ле… ес­ли за­жива­ют во­об­ще.

Слу­чилось то, что дол­жно бы­ло слу­чить­ся. Враг не упус­тил слу­чая вос­поль­зо­вать­ся ее сла­бостью — под­ло, ко­вар­но… Че­го еще бы­ло от не­го ожи­дать? И она от­ре­аги­рова­ла впол­не пред­ска­зу­емо: вы­нес­ла при­говор и не за­мед­ли­ла при­вес­ти его в ис­полне­ние. Все пра­виль­но и ло­гич­но вро­де бы. Вот толь­ко сде­лала это она под дей­стви­ем эмо­ций — на­вер­ное, от­то­го все про­изо­шед­шее до мель­чай­ших де­талей за­печат­ле­лось в соз­на­нии и упор­но не же­ла­ет по­кидать ее. Да­же здесь.

Де­вуш­ка уп­ря­мо встря­хива­ет го­ловой, глад­кие чер­ные во­лосы рас­сы­па­ют­ся по пле­чам, па­да­ют на ли­цо… Пус­кай! Так луч­ше. Хо­тя скры­вать­ся и не от ко­го. Она пы­та­ет­ся — и ни­как не мо­жет за­быть тот злос­час­тный день. Ту ро­ковую схват­ку, ког­да гнев пе­реси­лил ра­зум — и ед­ва не по­губил ее. Де­вуш­ка ос­то­рож­но ка­са­ет­ся ла­донью не при­мет­но­го под тем­ным сёд­зо­ку шра­ма на бо­ку. Та ра­на впол­не мог­ла стать смер­тель­ной, ес­ли бы ей вы­пало чуть мень­ше уда­чи. Ес­ли бы она не ока­залась столь быс­трой — а про­тив­ник по не­из­вес­тной при­чине не за­меш­кался на мгно­венье. Кар­ма. Ей суж­де­но бы­ло вы­жить и свер­шить пра­восу­дие, глав­ное — са­мой по­верить в это. А шрам ос­та­нет­ся на па­мять о том, как опас­но и не­разум­но под­да­вать­ся эмо­ци­ям, да­же та­ким с ви­ду ес­тес­твен­ным, как пра­вед­ный гнев. Так же, как ос­та­нут­ся и вос­по­мина­ния. Они по­могут из­бе­жать пов­то­рения ошиб­ки… мо­жет быть.

…А мо­жет, ошиб­кой бы­ло все то сра­жение? Не­ожи­дан­ная мысль зас­та­ет ее врас­плох, ли­шая уве­рен­ности, как ко­вар­ное на­паде­ние со спи­ны — но де­вуш­ка уп­ря­мо от­го­ня­ет ее, как на­зой­ли­вое на­секо­мое. Толь­ко это­го еще не хва­тало! Она что, дол­жна бы­ла при­нес­ти се­бя в жер­тву это­му мер­завцу, не сто­яще­му доб­ро­го сло­ва? Ни еди­ного… Лже­цу, пре­дате­лю, убий­це… Ка­кого чер­та, ин­те­рес­но знать? Он под­ло ого­ворил ее, ли­шив до­верия хо­зя­ина лишь из мес­ти, хо­тя… Нет, это не мо­жет быть прав­дой! Он ни­чего не знал на­вер­ня­ка — и в то же вре­мя уга­дал ее тай­ную сла­бость. Она ведь дей­стви­тель­но под­да­лась сим­па­тии к од­но­му из их вра­гов и по­щади­ла его, хо­тя и обе­щала унич­то­жить. Ру­ка ее дрог­ну­ла тог­да — как и ду­ша. Это­го не знал ник­то, кро­ме са­мого спа­сен­но­го — но не он же, в са­мом де­ле, про­бол­тался. Нет, толь­ко не он.

На ка­кой-то миг ей по­чуди­лось, что в ли­це это­го зе­лено­коже­го пар­ня (пусть и не че­лове­ка да­же, не­важ­но) она встре­тила родс­твен­ную ду­шу. Сдер­жанный, хлад­нокров­ный, прин­ци­пи­аль­ный, уве­рен­ный — и в то же вре­мя ра­нимый и сен­ти­мен­таль­ный. И да­же пок­лонник то­го же ору­жия, что и она са­ма… Кар­ма. Она по­беди­ла его — но не смог­ла убить. И не из­вес­тное преж­де чувс­тво пле­нило ее — и не от­пуска­ет по сей день.

И все же он был вра­гом… И она не ис­полни­ла свой долг, как обе­щала. А те­перь… Де­вуш­ка при­жима­ет ла­дони к вис­кам, креп­ко, так, что бе­ле­ют кос­тяшки паль­цев. Как му­читель­но чувс­тво­вать се­бя ви­нов­ной! Она пы­та­ет­ся вы­тес­нить из го­ловы, из ду­ши осоз­на­ние, что уби­ла че­лове­ка лишь из-за то­го, что он ска­зал прав­ду о ней; прав­ду, ко­торую она по­бо­ялась приз­нать да­же на­еди­не с со­бой. По­бо­ялась… Му­читель­ное чувс­тво сты­да го­рит в гру­ди, как слу­чай­но прог­ло­чен­ный уголь, от­тесняя все про­чие ощу­щения на вто­рой и тре­тий план. Нет, она не жа­ле­ет по­вер­женно­го вра­га — но от­да­ла бы все на све­те, что­бы вер­нуть вре­мя на­зад. Что­бы про­изо­шед­шее не слу­чилось. Слиш­ком до­рого оно ей сто­ило.

Де­вуш­ка ус­та­ло опус­ка­ет ру­ки, слов­но бы в од­но­часье ли­шив­шись всех жиз­ненных сил, ка­са­ет­ся лбом хо­лод­ных плит по­ла. Ма­ло кто, уви­дев ее сей­час, приз­нал бы в ней гор­дую и дер­зкую ку­но­ити. Она и са­ма се­бя не уз­на­ет. Что же слу­чилось? Она свер­ши­ла то, что дол­жно — от­че­го же так тя­жело и хо­лод­но на ду­ше, а же­лан­ный по­кой все так же не­дос­ти­жим? Да­же бо­лее чем рань­ше. Она ис­полни­ла страс­тное же­лание — по­чему же ра­дость от ис­полне­ния не за­дер­жа­лась бо­лее се­кун­ды, ис­па­рив­шись в мгно­вение ока и ос­та­вив пос­ле се­бя пус­то­ту? По­чему она не чувс­тву­ет бо­лее сво­ей пра­воты — и поч­ти сты­дит­ся сво­его пос­тупка? По­чему?.. Она из­ба­вила сво­его дру­га от смер­тель­ной уг­ро­зы, от опас­но­го вра­га — но да­же ему ни­ког­да не смо­жет приз­нать­ся в этом. По­тому что поч­ти уве­рена, что он не одоб­рит и не пой­мет. Он слиш­ком прин­ци­пи­ален и не поль­зо­вал­ся чу­жой сла­бостью и за­меша­тель­ством. Он слиш­ком бла­горо­ден для это­го — и слиш­ком не­воз­му­тим, что­бы каз­нить под дей­стви­ем гне­ва. Он — во­ин, но не убий­ца. В от­ли­чие от нее…

Пос­ледняя мысль ка­жет­ся тя­желее все­го, и де­вуш­ка не мо­жет сдер­жать стон, рву­щий­ся из глу­бины ду­ши. По­чему-то преж­де она не счи­тала се­бя убий­цей — хо­тя кем еще она мог­ла быть, хлад­нокров­но от­няв не од­ну чу­жую жизнь? Лишь те­перь… Пос­леднее жер­твоп­ри­ноше­ние (по-дру­гому наз­вать не по­луча­ет­ся) на ал­тарь собс­твен­ной гор­дости, оби­ды и (труд­но приз­на­вать это да­же сей­час) стра­ха слиш­ком до­рого обош­лось. Она лег­ко за­была име­на и ли­ца всех пре­дыду­щих жертв — кро­ме пос­ледней, ко­торая прес­ле­ду­ет ее пов­сю­ду, ку­да бы она ни нап­ра­вилась, не да­ет по­коя днем… А те­перь еще и яв­ля­ет­ся в кош­марных снах. Не каж­дую ночь, да­бы она не ут­ра­тила рас­судка и не ос­во­боди­лась рань­ше сро­ка, но очень час­то.

Этот сон пов­то­ря­ет­ся раз за ра­зом и за­пом­нился не ху­же, а то и луч­ше про­изо­шед­ше­го в ре­аль­нос­ти. Она сно­ва и сно­ва пе­режи­ва­ет ту ро­ковую схват­ку, с ужа­сом смот­рит на свои обаг­ривши­еся кровью ру­ки… (По­чему?.. Ведь не пер­вый раз она про­делы­ва­ет по­доб­ное) Ро­ня­ет бес­по­лез­ное те­перь ору­жие, пос­пешно от­сту­па­ет прочь — он мо­жет дос­тать и при­кон­чить ее да­же пос­ледним дви­жени­ем. Но это вряд ли. Она то­же по­нима­ет толк в убий­стве. От­ре­шить­ся от про­изо­шед­ше­го и свес­ти все к дол­гу не по­луча­ет­ся — и она ста­ра­ет­ся да­же не смот­реть на не­дав­не­го про­тив­ни­ка, по­вер­женно­го ее ру­кой. Сов­сем как тог­да.

Но те­перь ее страх оп­равдан — ибо во сне ее про­тив­ник ста­новит­ся де­моном-тэн­гу. Он ка­жет­ся ог­ромным и не­веро­ят­но опас­ным, в его об­ли­ке все мень­ше че­лове­чес­ко­го — и в то же вре­мя не уз­нать его не­воз­можно. Она в ужа­се от­сту­па­ет прочь, па­ника ско­вала те­ло ле­дяной сет­кой, не да­вая ни за­щитить­ся, ни убе­жать. Страх сжи­ма­ет гор­ло — и она про­сыпа­ет­ся, тя­жело ды­ша, не в си­лах по­нять, что же бы­ло сном, а что — явью…

— Ис­чезни, тэн­гу! — ярос­тно шеп­чет она, до бо­ли сжи­мая в ла­дони аму­лет-обе­рег, так, что ос­трые края впи­ва­ют­ся в ру­ку, ос­тавляя ца­рапи­ны. Про­из­но­сит ман­тру, ук­репля­ющую дух, но гу­бы ше­велят­ся без­жизнен­но, без ве­ры в про­из­но­симое — и чу­додей­ствен­ные сло­ва опа­да­ют тру­хой на пол, не ка­са­ясь ду­ши. За­щита не по­мога­ет. Де­мон бес­смер­тен, сны не под­да­ют­ся кон­тро­лю, а убе­жать от стра­хов не­воз­можно. Как от са­мой се­бя.

Мо­жет, хоть здесь ей по­везет… Де­вуш­ка из­вле­ка­ет спря­тан­ный под на­кид­кой меч вмес­те с нож­на­ми. Он кра­сив осо­бен­ной со­вер­шенной кра­сотой — она зна­ет это, да­же не гля­дя на не­го; ка­жет­ся, что в нем жи­вет своя хо­лод­ная ду­ша. Жизнь, пи­та­емая кровью ее жертв. Ру­ко­ять поч­ти до блес­ка от­по­лиро­вана ее ла­донью за дол­гие го­ды поль­зо­вания. Он ка­жет­ся про­дол­же­ни­ем собс­твен­ной ру­ки — и из­ба­вить­ся от не­го так же не­лег­ко. Но не­об­хо­димо. Се­год­ня или ни­ког­да.

Раз­ре­ша­ют ли пра­вила при­носить в храм ору­жие? Де­вуш­ка не в си­лах вспом­нить, слиш­ком дав­но она бы­ла здесь, по­кину­ла ро­дину, поч­ти за­быв ее обы­чаи. Так ко­го же сто­ит счи­тать пре­дате­лем?.. Она ре­шитель­но про­гоня­ет нес­во­ев­ре­мен­ную мысль и, пок­ло­нив­шись слав­но­му ору­жию, кла­дет его пе­ред со­бой на пли­ты по­ла. Буд­да зна­ет, что у нее на ду­ше, и не раз­гне­ва­ет­ся на не­воль­ное свя­тотатс­тво. Ра­ди это­го она пе­ресек­ла оке­ан, по­кину­ла зна­комые мес­та, ос­та­вила но­вых дру­зей. Она ос­та­вит здесь свое ору­жие и поп­ро­бу­ет на­чать все с на­чала. С чис­той стра­ницы. Этот храм — са­мое под­хо­дящее мес­то для это­го.

Но ее на­деж­ды не оп­равды­ва­ют­ся. Бри­того­ловый свя­щен­ник, выс­лу­шав ее сбив­чи­вый рас­сказ (ко­неч­но, она не ре­шилась по­ведать ему все, но кое-что оз­ву­чить все же приш­лось — в ка­чес­тве при­чины ее же­лания ос­тать­ся здесь), от­ри­цатель­но ка­ча­ет го­ловой. Ни­какие моль­бы и по­сулы не тро­га­ют его сер­дца, дол­жно быть, та­кого же хо­лод­но­го, как у Зо­лото­го Буд­ды. Ре­шитель­но пов­то­рив от­каз, он пос­пешно скры­ва­ет­ся в глу­бине хра­ма, не же­лая иметь де­ла со стран­ной по­сети­тель­ни­цей. Как она мог­ла за­быть? Ис­кусс­тво нин­дзю­цу сде­лало ее не­уяз­ви­мой и смер­то­нос­ной — и в то же вре­мя от­вержен­ной и не­желан­ной вез­де, как и са­ма смерть.

Де­вуш­ка под­ни­ма­ет го­лову, с от­ча­ян­ной на­деж­дой всмат­ри­ва­ет­ся в ли­цо Зо­лото­го Буд­ды в по­ис­ках при­мет­но­го зна­ка. На гу­бах идо­ла все та же улыб­ка, но те­перь она ка­жет­ся кри­вой ус­мешкой. В точ­ности та­кой же, как у ее быв­ше­го про­тив­ни­ка. Ух­мылка судь­бы… Да­же уй­дя в Пус­то­ту, он все же по­бедил… и то, что она не же­ла­ет это­го приз­на­вать, ни­чего не ме­ня­ет…

Де­вуш­ка под­ни­ма­ет­ся на но­ги и, с тру­дом пе­рес­тавляя их, нап­равля­ет­ся к вы­ходу. При­выч­но сле­дуя тра­диции, не по­вора­чива­ет­ся к идо­лу спи­ной, да­бы не ос­корбить бо­жес­тво, хо­тя ей уже все рав­но. Да­же не ог­ля­дыва­ет­ся на ос­тавлен­ное ору­жие. За­чем? Она ос­та­вит его вмес­то да­ра Буд­де в за­лог чис­то­ты сво­их по­мыс­лов, ис­крен­не­го же­лания на­чать все сна­чала. Она не же­ла­ет боль­ше уби­вать — ни для се­бя, ни для дру­гих — для че­го ей ору­жие? Что­бы за­щитить се­бя, у нее ос­та­нут­ся на­выки са­мо­обо­роны, нак­репко вби­тые в те­ло и ра­зум. Боль­ше­го не нуж­но.

С ви­димым тру­дом она от­кры­ва­ет тя­желую дверь. Ее на­деж­ды, ее ча­яния ос­та­ют­ся за ней. Впе­реди — не­из­вес­тность, тем­ная и пу­га­ющая. С ней ос­та­ет­ся лишь собс­твен­ная си­ла ду­ха и ее вос­по­мина­ния, как горь­кие, так и слад­кие. Есть сла­бая на­деж­да, что пос­ледние все же по­бедят. Ког­да-ни­будь.

А по­ка нас­ту­па­ет ве­чер, и ско­ро сно­ва при­дет­ся ос­та­нав­ли­вать­ся где-то на по­кой. И сно­ва всту­пать в борь­бу с кош­марным сном. Бес­по­щад­ную. Сколь­ко она бу­дет еще пов­то­рять­ся, не­из­вес­тно. Мо­жет быть, и всю жизнь. Но ду­мать об этом не хо­чет­ся. Не сей­час.

Наб­ро­сив на го­лову поч­ти вы­сох­ший ка­пюшон сёд­зо­ку и при­выч­но ук­рыв мас­кой ли­цо, де­вуш­ка стре­митель­ной се­рой тенью ис­че­за­ет в сте­не дож­дя. Ку­да даль­ше про­ляжет ее путь и чем за­вер­шится, зна­ет один лишь Зо­лотой Буд­да. Но он мол­ча­лив и бесс­трас­тен, как и лю­бая ста­туя.

**нирвана — рай, растворение в абсолютном Ничто, Пустоте у буддистов

***эта — каста неприкасаемых в феодальной Японии. Выполняла наиболее грязные и презираемые обязанности: мясников, палачей и т. п.

****карма — судьба, непреклонный рок в буддизме